11 апреля - Международный день освобождения узников фашистских концлагерей.
Время прекращает свой бег. Шаги становятся тяжелыми, но абсолютно бесшумными. Лёгкий ветерок пробегает по лицу, и на теле появляются мурашки. Это вовсе не из-за ветра. Я стою перед мемориальным комплексом с надписью, ставшей клеймом. «Шталаг-342» – рана нашего города, которая не заживает. Лагерь смерти был одним из девяти стационарных, образованных в Беларуси в 1941 году. В этом месте жизнь как будто остановилась. Оно стало последним пристанищем для 33150 военнопленных и мирных горожан, в том числе женщин, стариков и детей. Сейчас эту землю покрывает 221 каменная плита с номерами могил.
Я делаю шаг и оказываюсь в самом эпицентре этого ада. Так тихо, что слышно собственное биение сердца. А ведь раньше здесь никогда не бывало тишины, лишь душераздирающие крики о помощи и обезумевшие стоны, наполненные бесконечной болью. Ежедневно умирали люди. Сотни людей. Замерзали, сходили с ума, совершали страшные вещи с собой, или же их беспощадно расстреливали фашисты. А трупы умерших они скидывали в огромные ямы, которые были уничтожены после войны.
Я слегка прикасаюсь пальцами к одной из огромных стен и сразу одергиваю руку. Перед глазами встают лица тех страдающих людей, которые оказались здесь. Сколько детей и стариков умерли в этих стенах! Хочется бежать. Бежать от этого места как можно дальше.
Я набираю в грудь воздуха и делаю ещё пару шагов. По телу пробегает дрожь. Здесь как-то по-особенному холодно и невыносимо. Невозможно представить, что людям приходилось жить в таком холоде без нормальной одежды и возможности согреться. Каждый день появлялись все новые и новые трупы людей, не переживших ночь.
Но не только холод был испытанием для пленных. Чувство голода и жажды, ощущаемое всем телом, преследовало их постоянно. 100 граммов хлеба с опилками и литр супа из гнилых продуктов – дневной рацион узника. Несмотря на такие ужасные условия жизни и питания, людям приходилось много работать. Они находились в изнеможении и беспрерывно умирали. Из-за антисанитарии вспыхивали эпидемии тифа и других заболеваний.
Воздух необычно тяжел. Кажется, что в нем до сих пор осталось висеть чувство ненависти, которое выжигает тебе легкие, лишь стоит сделать вдох. Я медленно ступаю туда, где раньше, быть может, лежала умирающая мать и молилась за своего, обреченного на ту же участь, ребенка. Передо мной места, где люди целыми семьями умирали от эпидемий. Места, где человек, один за другим, сошедший с ума от горя и мук, решался сам все для себя закончить.
От этих мыслей становится невыносимо жутко и тяжело на душе. Сколько слез люди пролили в обмен на сегодняшние улыбки детей, живущих под мирным небом над головой. Сколько пришлось испытать мук и пройти испытаний для того, чтобы сейчас мы жили в спокойствии и уверенности в завтрашнем дне. Сколько людей понадобилось вогнать в землю, для того чтобы все наконец прекратилось… И все прекратилось, но в нашей памяти это останется навсегда.
Ирина Слижевская.
Comments